цикл объектов
С того момента как творческий акт стал автономной ценностью и перестал зависеть от созданного произведения, поэзию преследует соблазн материализации нематериального. Дело, конечно, не только в самом «акте», но также и том сговоре автора с материалом, который позволяет этому акту состояться. Как полагает Т. Мортон, «когда пишется поэзия, автор заключает сделку с бумагой, тушью, текстовым процессором, деревьями, редакторами, воздухом…».
Целью нового цикла объектов стало схватить творческий акт в его связи с различными материальными акторами и машинерией объектов. В сущности это вопрос о том, как артистический художественный субъект может быть подключен к объекту/материалу в новую эпоху. Если ранее поэзия характеризовалась наличием сильного трансцендентального субъекта, диктовавшего и предписывавшего, возможно теперь настало время для самоорганизации материалов и существования поэзии в более объективной форме.
- «Folie avant (et pendant) la lettre» (Нерваль & Вальцер). Литература на краю
Специфичность письма таких авторов как Нерваль или Вальцер состоит не в новом стиле или специально изобретенной орфографии, но в расширении самого понятия о том, как и где писать, создающем новую медиа-антропологию письма. Так, стиль Нерваля, был скорее следствием (пусть, возможно, и осознанным) дефицита бумаги, которую ему выдавали в психиатрической лечебнице, тогда как в случае Вальцера ‘карандашный метод’ состоял в том, что он писал только на полях газет. Мы знаем их произведения в удобной верстке и прекрасно напечатанных изданиях, в данном же объекте предпринята попытка реконструкции материального и производственного субстрата их писательской практики.
Автор благодарит Дарью Зайцеву за техническую помощь в подготовке проекции.
- «Je est un autre» (Рембо). Субъективные тени на стене
В своем письме 1871 года, где появляется эта знаменитая формула, Рембо также озвучивает надежду, что когда-нибудь настанет эра ‘poésie objective’ (объективной поэзии). Как поясняет Рембо, поэзия прошлого была организована вокруг субъекта, оставаясь просроченной мечтой гуманизма, именно по этой причине объективная поэзия должна передать инициативу другому и довести практику поэтической трансформации вплоть до полной утраты всякой изначальной идентичности.
Так, посредством отказа от субъективной корреляции, поэзия устремлялась к своей еще более древней мечте – избежать языкового опосредования и говорить о самих вещах, а не о словах. Как известно, позже формула такого лирического аутсорсинга мигрировала в прикладную политическую риторику и стала особенно распространенной во второй половине XX — начале XXI века («Je suis Charlie», «Мы все немецкие евреи», etc).
- «Disparition illocutoire» (Малларме). Книга художника, полная сомнений о результате броска костей
Если Рембо все еще представляет своим творчеством драму субъекта, у Малларме последний уже оказывается эффектом поэмы, самоорганизующейся на белизне страницы. От опыта систематического ускользания речевая инициатива переходит к материальному событию (происшествию) поэмы, которое она же сама и описывает. Сопротивляясь лирическому идеализму, Малларме постулирует свой собственный лирический материализм. Его знаменитая «типографская поэма» дала рождение сразу двум главным традициям «поэзии в расширенном поле»: с одной стороны, поэзии в графическом пространстве страницы (куда можно отнести livre d’artiste, леттризм всех видов, а также то, что может быть названо «объектно-ориентированной поэзией»), а с другой — комбинаторной поэзии (УЛИПО, «опосредованное производство случайности» и все технически вдохновленные формы). Если поэма обретает измерение самообращенности, становится собственной референцией, то речевое исчезновение поэта происходит в том числе в пользу множества различных стратегий чтения, которое допускает объективное устройство поэмы. Интуиция же материальности означающего была связана с уверенностью Малларме в том, что в распоряжении поэта нет ничего кроме слов (фонем или графем). В этом смысле его метод поэтически радикализовал метод (и сомнения) Декарта («нет никакой реальности, кроме реальности моего сомнения в собственном существовании») и мог бы провозгласить: « J’écrit (des signes) donc je suis» («Я пишу и, следовательно, существую»).
- «Если стихотворение бросить в окно…» (Хармс)
Даниил Хармс утверждал: «Если настоящие стихи бросить в окно, то оно должно разбиться». Каждый поэт учреждает свое понимание стихов на основании некоего свойственного именно его машине вдохновения жесту. Так, перлокутивный эффект поэтического высказывания по Хармсу — разбитое окно, разрушенная гладь взгляда на мир.
Впервые эта пространственная композиция была представлена в рамках Manifesta10, у окон дома, в котором жил Хармс, сочетав реконструкцию его инструментальной метафоры письма с ее испытанием на его собственном жилище, а оммаж — с атакой. На выставке «Souvenirs from nowhere» (Matadero, Madrid) была предпринята повторная реконструкции этой прагматической метафоры в качестве происшествия перед открытием.
2016, Matadero (Мадрид).
Oткрытие 25 ноября 2016 (до 8 января 2017)
Фото
из резиденции и с экспозиции
Пражский интернет-журнал 
В Финляндии в поэтическом выпуске литературной газеты 
В альманахе Премии Андрея Белого за 2011-2012 гг. опубликованы поэтические тексты, Речь Павла Арсеньева при вручении Премии Андрея Белого, а также Лаудирующая речь Александра Скидана о Павле Арсеньеве и альманахе [Транслит].
