mag__SPb-Digest-19-04__P-Arsenyev-1

Interview for St Petersburg Digest

For over 10 years, Pavel Arsenyev has been actively involved in the literary process of St. Petersburg and Russia as a poet, artist, theoretician, and critic. For the past two years, he has been doing this all while abroad. We discussed with Pavel the peculiarities of contemporary art, the specifics of research and trends in contemporary poetry

By Aleksandr Manuylov
Photo Daniil Rabovsky
Venue Workroom on Marata st.

AM Pasha, you are simultaneously engaged in art and science. Is it difficult to switch cases?

PA In order to measure the complexity of switching between the cases of science and art, you must first clarify how their “keyboard layouts” differ. If art is a kind of careless way of life; canvases and bottles scattered around the workshop, and science is a cabinet activity, accompanied by glasses and a bald head, it would be almost impossible to switch between them. However, it seems to me that both of these areas are a betrayal of something, which is actually whole, and it is in our power to resist its disintegration into isolated specialties. Nietzsche called for “gay science” (Le gai savoir), and Marcel Duchamp spoke about the art of thought (cosa mentale), and it seems to me that these cross ideals could be used as guides. On the other hand, switching cases is a consequence of some institutional fate. If you were born into a professor’s family and you have been “prepared for a career” all your life, of course, you should not swim beyond the buoys or you will not succeed in it anyway. In the same way, the world of art observes its borders; it is not recommended to study science or even literature, although you still make suprematist compositions for avantgarde or publish abstruse verses on wallpaper, it does not really matter. None of these autarkies suited me entirely. In my first year at the university, I began to publish a hooligan literature magazine, which since then has not yet ceased in transforming and deforming my trajectory, and is therefore difficult to perceive as “academic”. In literature and art we are, as Nadia Tolokonnikova once expressed herself, as “guys of the discourse”; that is, boring. This confuses the “control commissions” in both domains, but allows you to generate an original trajectory without interfering with cathedral meetings or commercial galleries. Once, an American Slavonic scholar and avant-garde researcher, who obviously had some kind of jealousy for such institutional behaviour, asked me directly, “Pasha, how much can you stagger around all these international conferences? When will you defend your thesis?” I answered “but I will not defend myself. I will attack. That is what I have been doing since then.

AM How comfortable are you as a creative individual in the nobrow era?

PA As it should have been clear from my previous remark, it is not very interesting for me in any “brow era” if activities are separated according to their specialities and demolition of boundaries is not possible. However, this is rather a horizontal dimension of relations between different institutions. As for the vertical dimension of hierarchy of “cultural quality”, then it seems to me as suspicious as a clear disciplinary affiliation. To write a good or bad novel is not at all the same as introducing new rules for utterance, or, as Arkadii Dragomoshchenko called it, “a different logic of writing”. To satisfy the expectations of the institution is not at all the same as to dispute its functioning or to establish parallel systems — on its borders, on top of or in spite of them. It seems to me that both the institutions of universities and art museums should be surrounded (and captured at the right time) by some schizophrenic groups. In any case, for me, having deliberately lost institutional time and developing a certain anti-disciplinary consciousness, the wisest thing is to continue the production of counter-knowledge, using the minimum institutional disguise (which unnamed Western universities provide) and to be simultaneously on the field of literary war and theoretical explication. AM There is still an established model in the scientific world: a Russian intellectual, in the field of humanities, who travels abroad to teach the history of Russian literature and language. You are a theorist of literature, so you have a much wider horizon of scientific opportunities. What is your scientific research based on? PA Yes, of course, the problem of such an established model exists and very often, avoiding one institutional triviality, we are faced with the danger of another — since we are talking about “run-away” intellectuals and writers. Here it is worth considering both historical examples of such a trajectory (associated, of course, with anti-bolshevik emigration), and the synchronous context of such a decision (existing in the wake of the defeat of the Bolotny protests). In my case, ignoring the institutional boundaries and the rules of conduct within the city and the language eventually should have made me try to spread this logic geographically and linguistically. This idea of crossing linguistic and state borders, with the same ease as disciplinary borders, probably also arose from the revolutionary 20s. We become infatuated with the charm of writing poems and articles about historic dates and places; also, the study of classical texts of “Russian theory”, as Jacobson called it. One reads The Resurrection of the Word, and understands that sometimes these philological science texts originated from a cabaret. One will learn about the “shift” and understand that the creators of the concept themselves were in constant flight from raids and occupation.

AM Back to the literature. In your opinion, how similar are the literary processes in Europe and the USA, compared to what we see in Russia? In addition, can you name your latest book Reported Speech a representation of contemporary Russian poetry?

PA My latest book of poems, Reported speech, was published in New York (Cicada Press, 2019), and the previous book, Spasm of Accommodation, was published in California (Cummune Editions, 2017). It provides the basis for my ironic qualifications as an American poet, if we consider the place of publication as the main criteria, and not the language of writing. This is a non-trivial, or rather, in the words of the publisher, a scandalous fact; given the current institutional rootedness, discussed for almost 15 years in a literary and theoretical journal in St. Petersburg, considered “independent”, or, in old terms, “self-published”. These modern forms of self-publishing makes one think of the history of Russian-American “poetic” geography. For example, Arkadii Dragomoshchenko’s poems provoked more intense discussions within the school of language than within local post-acmeism, which seemed rather unexpected. Today this unifies the young poetic generation. 30 years ago, knowledge of national poetry remained an important cultural privilege on either side of the ocean, however, today poetry is more likely to be a subculture, something like comics, and at the same time is subject to globalization. Presently, poetry holds a place in the global network of subcultures and ceases to be an exclusively national or sophisticated subject.

AM How does the language environment affect you and your texts in this situation?

PA It would be impossible to escape completely from the language itself, as well as from one’s hometown; you continue to think in it. Finally, since we are talking about a specific hometown, we can note important changes in behaviour in writing and in literary reality among the people from that place. Today the institutional time of mainstream-poetry is speeding up, and the trajectories of its academic reception are becoming more complicated. Leningrad-style manuscripts rescued in ark-like suitcases during war and blockade, and which relocated through emigration over the ocean, underwent significant modifications with time. The same modifications occurred to anthology as a genre derivative of such ark-like suitcases. The mass-produced suitcases of poeteditors and performance poets are simply bringing in a new and modified issue from across the ocean to demonstrate new works at the next international conference, replace any poet who has left the city with his own suitcase of manuscripts. Speeding up of intra-poetic metabolism resonates with the inter-institutional compaction of subjectivity. The refusal of institutional monomania (“to be a poet and only”) in many respects results in getting rid of lyricism and mastering other writing/recording strategies, which is stated in the title of the book Reported speech.

AM Pasha, how do you understand the term «contemporary art”? What do you consider as relevant? At the same time, what do you think of protest art and, in a certain sense, export Russian actionism?

PA There is some etymological connection between contemporary and actionist art, but the spirit of the present has obviously left the genres that are actively flowing in the fresh air. It must not be considered a failure or as the last stage of the decomposition of art; it will still decompose for a long time and it remains interesting. It has already happened more than once. After the productions of The Storming of the Winter Palace and The Monument to the Third International from the war-communism times comes the “capitulation” of more specialized and specific art from the New Economic Policy times. Now, among its examples, we can list the most radical cases of the avant-garde, such as photomontages, biomechanics, and the literature of fact. As is clear from the above analogy, I believe that today, after a heroic splash of art on the streets, a more or less successful increase in the overall degree of violence and the flourishing of political (h) activism, the time has come for accountability, reflection and archiving. Despite the fact that it does not return to a dusty library file cabinet, it exists today in a new interactive and polemical form. Discussions surrounding activist-art taking to the streets, utilitarian non-conformism, aesthetic resistance and “stylistic differences with the regime”, arose when it entered social production in 2010 and again after the protest mobilization in 2012. Artistic practices have shifted from an offensive strategy towards a defensive strategy, which result in protracted positional wars and attain their long-term impacts from the “reaction time”. This new state of siege has become a sort of stagnation, a specific late-Soviet chronotope in which “everything should be done slowly and wrong”, or “there is time, but there is no money and there is no one to visit”. Recognizable kinematics also follows from these temporal and spatial intuitions; the current state of the cultural movement tends to go from dissolution to stagnation, from waste to accumulation, from blurring borders to diligent design. This logic of accumulating critical mass, resistance skills, and, of course, the symbolic capital necessary to strengthen autonomy, in turn, dictates a compensatory sense of the era and cultivates sensitivity to the arguments of the “court of history” and the good faith of the “future researchers», and not to possible pragmatic interactions here and now.

AM How do you see Petersburg from the outside?

PA I never thought about this and did not “build relations” with the city. I did not choose which island to go for dying, yet I somehow gravitated towards renting accommodation in Vosstaniya Square: Grechesky prospect, Bakunina and Marata street, Kuznechny alley. Therefore, it was always easier for me to get to Pushkinskaya Street and Borey Art Centre (and later to the Andrei Bely Centre) than to the university. Yet at the same time, the city has never been a mythological poem, but a “machine for life” and the deployment of strategic manoeuvres. The main production traffic was unfolding around Vosstaniya; our publishing house has been located on Obvodny canal for about 10 years, and these self-published products were sent from Moskovsky railway station with friends to other cities. However, with the move, something really changed. Firstly, I left the city in the autumn of 2017 and I remember how barricades began to appear on the Palace Street, of course, those encircled by a tape to indicate production shootings. I sighed in the tiring mythology of my hometown, as in a long-dead love, and confidently headed for Pulkovo. In other words, from the moment I left Petersburg, it began to turn into some kind of fictitious construction, albeit with rather poor decorations and props. Secondly, in Geneva, I began to attend seminars on the unofficial poetry of the city in which I once lived. Despite the fact that I could not learn anything new from them, I visited them for the pleasure of shifting the language angle to a familiar object, which sometimes made it possible to clarify something about my own trajectory, which remained somewhere there, “outside the period”, but clearly belonged to the continuation of this “unofficial” story. As Elena Tager wrote, “But we survived, we are alive, we are a fact, and we will have to bother with us.” Perhaps with my “years of study” I even turned my years of “literary practice” into a stage of preliminary collection of ethnographic material on the material history of literature. Yet, after this seminar, I concluded that being, so to speak, hailing from the Leningrad branch, I have a theoretical, not to be confused with memorial, interest rather in the Moscow conceptualist tradition, for some safety reasons. Otherwise, after a few years, I would have had to «mess around» with the members of his editorial board. Therefore, when I return, sometimes I feel that this happens in post mortem mode. Of course, this gives the opposite effects of “presenting yourself to others in a past life”. I find myself in a strange sense of time, which has turned out to be narrative, and homelessness which has become methodological. After the loss of a certain stable living space, you begin to equip it in writing and from the distance to which we are grammatically related. The breaking of ties with the environment, the failure of production cycles inevitably provoke a memorial heresy. However, in my case, geographic emigration is balanced by an epistemological one: acquired research optics is such an irreversible operation on vision and habit that deprives a simple and intelligible sense of the moment, but allows one to “consider it historically”.

Литература факта высказывания (*démarche, 2019)

Ãîðèÿíîâ_îáëîæêà.indd

Эта книга писалась на протяжении почти 10 лет и в перемещении между двумя странами — Россией и Швейцарией. Точно так же ее главный сюжет — литература факта (ЛФ) — был распределен между советской Россией и так и не ставшей советской Германией, а хронологически умещался в 3 года активной теоретической разработки, с 1927 по 1929. И, что, возможно, еще важнее обозначения хронотопа теоретического высказывания, в обоих случаях текст писался в несколько рук — поэтом и исследователем, активистом и редактором. Как рекомендовал Брехт, называвший Сергея Третьякова своим учителем, «необходимо мыслить коллективом». В соответствии с этой рекомендацией эта книга очень долго и существовала скорее в качестве обсессии, которой автор стремился придать коллективный характер — производя статьи в соавторстве, присваивая заглавия ненаписанных диссертационных глав темам выпусков редактируемого журнала и делая литературу факта сквозным сюжетом самоорганизованных семинаров.

Будучи в своем названии связана с чем-то, казалось бы, «самим собой разумеющимся», литература факта оказывается не только уникальным моментом русской литературы XX века и раннесоветской истории, но и мотором постоянного теоретического вопрошания. Впрочем, как и многие идеи и практики авангарда, литература факта была эпизодом не только советской (теории) литературы, но резонировала со множеством эпистемологических сюжетов — от научного и логического позитивизма до художественного и социологического конструктивизма. Однако еще до теории самой фактографии факт выступил категорией теоретически насыщенной и не нейтральной. Собственно, никаких фактов-как-таковых не существует, факт есть не что иное, как объект, конституированный конкретным методом — в нашем случае методом фактографического письма.

Если факты фабрикуются, значит, это не только кому-нибудь нужно, но и непременно подразумевает задействование определенных инструментов: прагматика и медиология литературного производства фактов оказываются таким же важным моментом исследования, как и эпистемологическая подоплека фактографического предприятия 1920-х годов. Собственно, теоретическое измерение, с самого начала присутствовавшее в затее «записи фактов», делает литературу факта не только «литературой после философии» (по аналогии с формулировкой Д. Кошута), но и актом «взятия слова» и коммуникативной субъективации населения огромной страны «в эпоху технической воспроизводимости». Таким образом, от истории идей литература факта уводит нас к лингвистике высказывания и к технологическому бессознательному литературы. Факты, поначалу представлявшиеся (в) литературе непроблематичными, оказываются причиной серии методологических поворотов, которые заставляют перевести разговор от литературы-как-таковой к палеонтологии языка и антропологии инструмента.

По мере теоретической проблематизации «письма о фактах» сдвигается и жанр исследовательского письма — от историко-литературного анализа ранних стихотворений Сергея Третьякова через прагматическую лингвистику и инструментальный анализ к методологическому рассуждению о возможности материальной истории литературы. От анализа поэтических текстов — к проектированию метода. Аналогичная эволюция была проделана и самим Третьяковым — с той оговоркой, что в его случае стихи скорее просто писались, чем анализировались, а метод скорее рождался на практике, чем сознательно конструировался.

Впрочем, не будем скрывать, что и автору этого сборника гибридная идентичность, фрагментированная география и прерывистость письма не только мешали, но и помогали — заставляя переключаться с умеренно прилежного исполнения университетских обязанностей на «несанкционированное издание» литературно-теоретического альманаха, с участия в международных конференциях — на организацию домашних семинаров, с подготовки журнальных статей с оформленной по всем правилам библиографией — на «контрабандное» применение метода «литературы факта» в современной поэтической ситуации.

Павел Арсеньев

СОДЕРЖАНИЕ

5 эссе о фактографии

  • Литература факта как продолжение (теории) литературы другими средствами
  • Поэтический захват действительности на пути к литературе факта
  • «Называть вещи своими именами»: натуральная школа и традиция литературного позитивизма
  • Язык дела и литература факта высказывания: об одном незамеченном прагматическом повороте
  • Би(бли)ография вещи: литература на поперечном сечении социотехнического конвейера
  • Жест и инструмент:к антропологии литературной техники

Эссе по прагматической поэтике

  • «Выходит современный русский поэт и кагбэ нам намекает»: к прагматике художественного высказывания
  • Драматургия в бане, или Несчастья демократии (о трансмиссии театрального действия в кино-пьесе “Марат/Сад”)
  • Театр настоящего времени: Rimini Protokoll как вымысел действия
  • Как совершать художественные действия при помощи слов (о прагматической теории искусства Тьерри де Дюва)
  • Язык дровосека. Транзитивность знака против теории «бездельничающего языка»
  • К конструкции прагматической поэтики

Инструментальный анализ и материальная история литературы

  • Коллапс руки: производственная травма письма и инструментальная метафора метода
  • Видеть за деревьями лес: о дальнем чтении и спекулятивном повороте в литературоведении
  • «Писать дефицитом»: Дмитрий Пригов и природа «второй культуры»

Борьба на три фронта (Диалог-послесловие с Олегом Журавлевым)
Совершать действия без помощи слов (Послесловие в диалоге с Ильей Калининым)



Связанные мероприятия:

5 сентября / Петербург презентация на книжном фестивале «Ревизия» на Новой Голландии (при участии Андрея Фоменко)

14 сентября / Самара лекция-перформанс «Как научиться не писать стихи. Краткий перечень инструкций для начинающих проклятых поэтов», основанный на текстах книги

17 сентября / Тюмень презентация в книжном магазине «Никто не спит» (при участии Игоря Чубарова)

29 октября / Москва лекция-перформанс «Как не писать стихи» в культпросвет-кафе «Нигде кроме» (при Моссельпроме)

Ppt0000000 [òîëüêî ÷òåíèå]

Как научиться не писать стихи (серия лекций-перформансов)

Первая лекция-перформанс «Как научиться не писать стихи. Краткий перечень инструкций для начинающих проклятых поэтов» прошла в Самаре 14 сентября 2019 года в ходе презентации книги Литература факта высказывания. Очерки по прагматике и материальной истории литературы (*démarche, 2019)

После этого лекцию-перформанс «Как не писать стихи» приняла уже столичная площадка — культпросвет-кафе «Нигде кроме» (при Моссельпроме) 29 октября.

Наконец после этого уже в 2020 году с лекцией-перформансом мы были приглашены в Университет Гиссена

Ppt0000000 [òîëüêî ÷òåíèå]

После этого университет пришлось закрыть на карантин, однако мы успели подготовить публикацию по ее мотивам, которая составляет пару с еще одной публикацией-отчетом о прошедшей тогда последней перед карантином конференции.

redstars2_stockburger-768x415

Red Star: о лингвистике Богданова

RED STARS (2019) 4K Video, 01:08:47 min., Russian with English Subtitles

RED STARS is a film Axel Stockburger that engages with Alexander Bogdanov’s science fiction novel Red Star (1908), which envisions a utopian society on Mars and its contemporary reception in the context of contemporary renewed efforts to colonize Mars. RED STARS investigates central topics of Bogdanov’s pre-revolutionary socialist imagination, reaching from collectivity and identity, over gender-relations, art, science towards economy and education, through the use of interviews with Alexander Malinosky, Alla Mitrofanova, Pavel Arseynev, Anastasia Gacheva, Anna Gorskaya and Boris Klushnikov.

«Марсианский язык» Богданова часто возводят к «революционной ситуации в языкознании», когда вопреки уже имевшейся прививке переводов Соссюра стремились мыслить и проводить «языковую политику». Однако можно в нем видеть и наследника двух традиций «поисков совершенного языка» — сенсуалистской и рационалистической. В 1 случае это возможно благодаря тому, что марсианский язык «звучен и красив, не представляет никаких особенных трудностей в произношении» (Б. начинает описание языка, как и полагается, с фонетики), во 2 же – благодаря «простоте его грамматики и правил образования слов», которые «вообще не имеют исключений», что явно наследует многочисленным проектам «универсальной грамматики», чья простота-без-исключений порой оказывалась хуже воровства (чем можно называть омонимию естественных языков). Если грамматический род оказывается для Б. «очень не важен», то «различия между теми предметами, которые существуют, и теми, которые еще должны возникнуть», напротив грамматикализируются. Такой перенос акцента с генетических аспектов языка на прагматические возможности действия с / над вещами уже связывает Б. скорее с производственничеством («вещью, обучающей участию») и историческим материализмом в принципе.

Впрочем, этот перевод стрелок с истоков на изменчивость произошел не без влияния уже советского лингво-эпистемологического контекста, в котором за идеал единого языка отвечал Марр и этот идеал был отнесен из прошлого в будущее, когда «различные диалекты сблизились и слились в одном всеобщем языке». Уже после Б. и под его собственным влиянием братья Гордины предложат логический язык, в котором тоже нет ни местоимения «она», ни родительного падежа — как «пережитка генетизма (происхожденчества), фетишизма и мифологизма», поскольку такой язык «не спрашивает ‘откуда?’, он спрашивает ‘куда?’, ‘к чему применить?’ — к будущему!».

Лингвистика Б. оказывается как бы между поисками «совершенного» и чаще всего «единого» языка и радикальной пластичностью человеческого мозга, между Марром и Гордиными. Марр еще в сущности очень интересовался историей языка и черпал многие черты его будущего устройства в его (глоттогенетическом) прошлом, но уже предлагал контр-генетический и контр-интуитивный ход с пролетарским языком, понятным «пролетариям всех стран», но не буржуазии тех же наций (в чем возможно, под «языком» понималась скорее идея беспрепятственной коммуникации, радио-интернационала). Гордины были уже полностью развернуты к артифициалистской перспективе (пере)изобретения человеком самого себя, в которой этот конструктивистский в сущности раж охватывал не только язык, но и биологию человека, физику планеты и даже астрономию солнечной системы.

Язык был только одним и отнюдь не центральным инструментом «конструирования» (социального, идентичностей или что там теперь еще конструируют) – как это станет позже для постструктуралистской/феминистской критики — в сущности столь же непримиримой к прежнему положению дел, сколь и переоценивающей роль «лингвистического программирования» в его изменении. (Так Барт называл язык фашистом, оказываясь верным последователем Соссюра и одновременно советской идеи «языковой политики», т. е. того, что превышает говорящего, но требует тем большего сопротивления на письме).

Тот же Леруа-Гуран, у которого с Марром немало общего, понимает язык не как универсальный инструмент (конструирования реальности), но как только один из операторов технической изобретательности человека наряду с другими физическими инструментами и материальной средой. Именно такая техно-антропология языка предвосхищается утопизмом таких последователей лингвистики Б. как Гордины, как и многие другие пост-гуманистические сюжеты, о которых идет речь в фильме.

 

87231008_3528490867221304_8782715204103307264_o

Poetry & Performance at Nova synagoga, Zilina / Kulturni centar, Beograd / Shedhalle, Zürich / Motorenhalle, Dresden / Wroclav / Liberec

Artists:
Pavel Arsenev, Babi Badalov, Collective Actions Group, Václav Havel, Semyon Khanin (Orbita), Yuri Leiderman / Andrey Silvestrov, Andrei Monastyrski, Roman Osminkin, Dmitri Prigov, Lev Rubinstein, Mladen Stilinović & many others
 
Curators:
Tomáš Glanc, Sabine Hänsgen.
In the second half of the twentieth century, poets and artists in particular took up the challenge of reflecting on and investigating the instrumentalization of language for communicative and political-ideological purposes. They did so by drawing attention to the “made-ness” of language, its material and medial dimension, and by creating performative situations for themselves and their audiences within which possibilities of verbal expression could be tested and acted out. In Eastern Europe, poetry and performance played a significant role in the unofficial or partially tolerated cultural scene.
Poetry & Performance. The Eastern European Perspective The writing practice of samizdat and its relation to the devices of concrete and visual poetry have been treated and presented in a number of previous projects. Until now however, less consideration has been given to the circumstances of performance. In addition to the typescript literature of samizdat, subcultural  milieus attached particular importance to the oral recitation of poems, exhibitions, and poetry actions. The interrelation between text and situation in poetic acts functioned as a trigger for performances and happenings. The exhibition presents authors from subcultures in socialist states along with contemporary positions that continue the legacy of combining poetry and performance. It shows the efforts of poets and artists to break free from controlled language and normative communicative now and then. “Poetry & Performance. The Eastern European Perspective” thus confronts the current social challenges in the post-socialist countries through the prism of language and ideology and looks back at their points of departure. 
Venues

Рецензии в художественных журналах (ХЖ, Сеанс, art1.ru)

ЛИТЕРАТУРА:

Тюрьма — дом поэзии? // NashaGazeta.ch

Интермедиальная Одиссея Сергея Третьякова // Colta, 13.04.21

Логика и технология письма / Горький, 16.10.19


ИСКУССТВО (Художественный Журнал, Arterritory):

Город, сожжённый до сна (рец. на: «The burnt city» Punchdrunk) // Arterritory, 13.09.2023)

Лингвистический террор в III империи (рец. на: «Third reich» R. Castellucci) // Arterritory, 11.10.22

Где футуризм зимует, или Когда искусство оборачивается книгой? // Arterritory, 23.03.21

Поход на выставку никогда не исключает рецензии (рец. на: Par Hasard, Marseille) // Художественный журнал #113 (2020)

Оптимизация будущего (рец. на: V Уральскую индустриальную биеннале) // Художественный журнал #111, 15.12.19

Жить и умирать в интересные времена: Венецианская биеннале 2019 / syg.ma, 3.06.19

Репортаж из окопов Левого берега / Arterritory, 29.06.18

Искусство извинений в ситуации конца света / Arterritory, 17.05.2018

Поэзия в объектах, поэзия из машины / Arterritory, 28.06.2017

Мадридский дневник / Arterritory, 25.11.2016

Медиальная коммунальность и сопротивление «глухого» большинства (рец. на «Исключенные в момент опасности») // Художественный журнал № 95

От конструкции видения к визионерским структурам (рец. на: Visionary Structures: From Ioganson to Johansons. Рига, 3 июля — 6 августа 2014) // Художественный журнал № 93 / From the construction of visions to visionary structures // Satori.lv

Притворяться, пока не получится искренне (рец. на: Чухров К. Быть и исполнять: проект театра в философской критике искусства) // Художественный журнал №82


КИНО (Сеанс, Cineticle):

Два фильма об эмиграции и войне
16.03.22 / КИНО
Подруга не понимает (рец. на: «Дунай» Л. Мульменко) + Импортозамещение сына (рец. на: «Мама, я дома» В. Битокова)

Конец, пауза и повторное воспроизведение прекрасной эпохи / 11.01.2021 / КИНО
В «Прекрасной эпохе» Николя Бедо поднимается проблема «лишних людей», выпавших из актуальности, чья «несвоевременность» удачно отвечает специальному рыночному предложению – заново прожить опыт своей юности.

Разрушение письмом / 28.07.2016 / КИНО
Начиная писать, чтобы начать что-то чувствовать по поводу смерти своей жены (чему само это событие никак не помогает), очень быстро пишущий герой понимает, что привести в чувство и себя, и адресата своих писем (постепенно перемещающегося по эту сторону письма), и — предположительно — зрителя фильма можно только посредством систематически доставляемых неудобств — житейских и нарративных.

Письмо низких диоптрий / 16.11.2015 / КИНО
Эссе о слабовидящем рассказчике, прекарных персонажах и фильме про зрение, фильме-зрение, состоящем не из событий, а из различных оптик (т. е. событий видения) и следовательно темпераментов камеры: слепой, вуайера, торопящегося, ставящее вопрос о том, в каких амплуа могут дальше развиваться отношения между человеческим глазом и медиумом кино..

На и под обломками самовластья / 2014 / КИНО
Чудовищное запаздывание риторических технологий, и как следствие — гражданского пафоса (на уровне XIX века) при прогрессе базовых технических возможностей кино приводит к возникновению иллюзии остросовременной притчи.

Путешествие в один конец искусства / 12.11.2013 / КИНО
«Государственная граница выполняет и роль границы сценического пространства, с той поправкой, что если «войти в роль» оказывается технически и юридически накладно, но осуществимо, то вернуться в «реальную жизнь» представляется практически невозможным» (рец. на «Роль» Лопушанского)

После (не) значит вследствие / 21.06.2013 / КИНО
«Придумать себе жизнь более интересную, чем ежедневное чередование работы и сна, можно только занимаясь политикой и искусством» (рец. на «Что-то в воздухе» Ассаяса)

Социальный улов / 24.04.2012 / КИНО
Faсebook не только облегчает коммуникацию между людьми, но и позволяет удовлетворить такие подавленные страсти как эксгибиционизм и вуайеризм.


ТЕАТР (КоммерсантЪ, ART1):

По направлению от УФМС к СВАНу / 21.10.16 / ТЕАТР
Дистопический мюзикл по пьесе А. Родионова и К. Троепольской о стремлении рабочих мигрантов прильнуть к телу новой родины, ее ответных чувствах и действиях, а также строгих требованиях культурного расизма, возникающих на их пути.

Замедление метаболизма театрального действия / 29.02.16 / ТЕАТР
Актеры в общей зимней апатии утрачивают мотивацию двигаться, а метаболизм театрального действия замедляется вплоть до его полного переселения в речь.

Фрагменты речи опьянённого / 27.01.16 / ТЕАТР
Вырыпаев в роли резонёра российской государственности в пьесе «Пьяные»

Театр-вне-себя или шизофренизация голосом / 17.07.15 / ТЕАТР
Опыты Rimini Protokoll в атомарном театре и репрезентативной демократии

Вокруг да около Достоевского / 28.05.15 / ТЕАТР
Постановка «Идиота кусок» творческой лаборатории «Вокруг да около» как опыт децентрализации театрального производства.

Как сказать что-нибудь при помощи слов? / 04.09.2014 / ТЕАТР
Когда неизвестно, о чем еще можно говорить, говорится о самой (не)возможности говорить, о самой механике высказывания.

Чьих будете? / 11.03.2014 / ЗЛОБА ДНЯ
Павел Арсеньев — о том, как «вежливые люди», то есть российские военные интервенты в Украине, потеряли лицо не только в моральном, но и в лингвистическом смысле.

Рождение драмы из духа техники / 28.02.2014 / ТЕАТР
Спектакль Николая Рощина «Старая женщина высиживает» по пьесе Ружевича следовало бы назвать кинетической инсталляцией: главные роли здесь играют не актеры, а машины.

Фронда и победа советского интеллигента / 11.01.2014 / КИНО
Не рискуя говорить о том, каким был Алексей Герман «в жизни», ограничимся портретом художника в юности.

Хореография речи / 14.12.2013 / КИНО
«Танец Дели» Ивана Вырыпаева относится к жанру, который мог бы называться дискурсивной драмой. Нестабильные персонажи, перестраивающие свои роли в ходе игры, дают в сумме эффект кубистской развертки.

Место пусто не бывает / 28.11.2013 / КИНО
В сериале «На зов скорби» умершие возвращаются в мир живых, чтобы занять свои места. Проблема в том, что в современной Европе с местом – в социальном смысле – беда.

Будущее в прошедшем / 25.05.2013 / КИНО
Группа «Что делать?» сняла мюзикл о перевоспитании постсоветского субъекта.

Сцена речи и забастовка репрезентации / 16.05.2013 / ТЕАТР
Если театр «завис», если в его механизм брошен застопоривающий его гаечный ключ, пора переходить к драматургии реальной жизни.

Скорбное бесчувствие / 16.04.2013 / КИНО
«Чувства пропадают» — эта метафора материализуется в фильме «Последняя любовь на Земле», примере работы социального бессознательного.

Как закалялся Джанго / 09.04.2013 / КИНО
Фильм Тарантино как учебник гражданского повиновения и неповиновения для среднего класса.

Вас много, а я одна / 23.03.2013 / ТЕАТР
Для уставшей от политики либеральной интеллигенции Лев Додин поставил спектакль, призванный убедить ее в безупречности ее моральной позиции.

Заповедник авангарда / 17.03.2013 / ИСКУССТВО
Примерно век назад в Петрограде на выставке «0,10» была выставлена картина, которой суждено было стать иконой авангардного искусства.

Интервью и упоминания

Интервью на Openspace / Colta

Борьба на три фронта / 18.06.2020 / ИСКУССТВО
Диалог-послесловие с Олегом Журавлевом к вышедшей книге в серии *démarche

Editeur maudit, или о побеге из институций, поиске знания и образовании / 24.04.2020 / ИСКУССТВО
Colta.ru заглядывает в новую лабораторию [Транслит]

Павел Арсеньев: «Лирическое письмо устарело» / 31.05.2017 / ИСКУССТВО
Якуб Капичьяк выяснил у Павла Арсеньева, как увернуться от «Освенцима макулатуры»

«Сообщество заведомо несогласных друг с другом людей» / 13.11.2014 / ЛИТЕРАТУРА
Денис Ларионов поговорил с организаторами альманаха [Транслит]

Портрет поколения: Павел Арсеньев / 15.05.2012 / АНКЕТА ПРОЕКТА «СТАРТ»
Автор OPENSPACE.RU, член Лаборатории поэтического акционизма, а теперь и художник «Старта» отвечает на наши традиционные вопросы


Против беспринципного языка / 07.11.12
Aroundart, человек и редакция, вписался на пару дней в питерской квартире-коммуне, где проживают участники Лаборатории поэтического акционизма

«Нужно за эту форму бороться» / 04.05.12
По просьбе Aroundart художник Михаил Заиканов, чья выставка на площадке молодого искусства «СТАРТ» откроется в середине мая, побеседовал с Павлом Арсеньевым


Упоминания в книгах и научных публикациях

На английском:

На русском:

На чешском:

На японском:

  • Naoto Yagi. The struggle of Post-Soviet Leftist Art: Politicizing Art, Activating the Public // Genron-tomonokai # 7

Публикации в антологиях и журналах

Capture d’écran 2023-09-10 à 12.10.26Пражский интернет-журнал Psí víno опубликовало «russkaja raskladka» в

переводе на чешский и с комментариями Jakub Kapiciak.

«Это не прямое отражение ужасов войны, формы и масштабы которой стали раскрываться только через несколько недель, а скорее гносеологический обзор вновь созданной ситуации и языковой территории, на которой придется научиться ориентироваться. На этой территории русский язык был дисквалифицирован как средство нейтрального общения. Многие слова утратили свое обычное значение («нацизм»), другие («война») были изгнаны с этой территории вновь принятым законодательством. Наконец использование русского языка в аргументах в защиту имперской политики может только усилить чувство дисквалификации. Центральный мотив стихотворения — коммуникативная дисфункция, разрыв. Этот аллегорический текст опирается на традицию концептуальной саморефлексии и в то же время обновляет форму исповеди».См. также:


Носорог

В 16 выпуске журнала «Носорог» опубликованы стихотворения из «Карантинного цикла».

Выпуск под редакцией Станислава Снытко (Беркли), среди авторов выпуска также: Кирилл Кобрин, Гертруда Стайн, Дина Гатина, Сергей Тимофеев, Роман Осминкин, Алла Горбунова, Елена Фанайлова, Александра Петрова, Баррет Уоттен, Александр Ильянен и другие.

 

ננו-רוסי-הדמיית-עטיפה

В Израиле в журнале «Нанопоэтика» опубликованы переводы пока не выясненных стихов.

Журнал издают Гилад Меири, Алекс Бен-Ари, Эфрат Мишори и Ронни Сомек, для которого большинство переводов сделаны Тино Мошковицем, а также Ronen Sonis и Dina Markon.

Среди авторов выпуска русскоязычная поэзия 2020-1970: Lev Oborin, Наталья Азарова, Mihail Ayzenberg, Игорь Иртеньев, Maxim Amelin, Anashevich Alexandr, Pavel Arsenev, Шиш Брянский, Polina Barskova, Dina Gatina, Maria Galina, Анна Горенко, Сергей Гандлевский, Vladimir Gandelsman, Mikhail Gronas, Аркадий Драгомощенко, Григорий Дашевский, Дмитрий Воденников, Иван Жданов, Олег Юрьев, Михаил Еремин, Александр Еременко, Аня Логвинова, Лев Лосев, Всеволод Некрасов, Olga Sedakova, Виктор Соснора, Maria Stepanova, Владимир Строчков, Вера Павлова, Elena Fanailova, Alexandra Petrova, Алексей Парщиков, Дмитрий Пригов, Алексей Цветков, Олег Чухонцев, Марина Кудимова, Dmitry Kuzmin, Тимур Кибиров, Gennady Kanevsky, Bakhyt Kenjeev, Светлана Кекова, Игорь Караулов, Андрей Родионов, Лев Рубинштейн, Елена Шварц.


 

96791070_3198568030207041_7638987369051324416_o

В Италии в журнале Atelier в переводах Паоло Гальвани опубликованы переводы новых стихотворений.


 

NVL_artem_pdf.pdfВ Финляндии в поэтическом выпуске литературной газеты Nuori Voima  опубликованы переводы нескольких стихотворений. Публикация сопровождается ответом на вопрос о том, «как рождаются стихотворения».

ПА: Гинекология поэтических произведений всегда различна и, кстати, не обязательно сводится к органической метафоре «рождения», не говоря уж о том, что даже то жизнеспособное, что «рождается», рождается чаще всего вне брака, неожиданным для автора образом или даже сперва не признается таковым в качестве своего творческого детища. Большинство поэтических произведений — бастарды и блудные сыновья, а еще чаще — не организмы, а механизмы. Поэтому я бы сказал, что в моем случае имеет место не столько рождение, сколько конструирование и фабрикация текстов, которое запускается такими практиками как серфинг, чтение других текстов (включая неожиданное сочетание параллельно читаемых текстов), написание текстов в других жанрах, беспардонно врывающимся в поле внимания сорной речью (рекламы, обрывка разговора, etc) и так далее. В этом смысле я бы сказал, что в моих текстовых произведениях исследуются не темы, но формы или техники чтения. Сегодня наиболее примечательным образом нас отличают не техники письма (литература с этим давно имеет дело), а именно техники чтения — книги с карандашом, ленты на телефоне, аудиокниги или электронной переписки. Из различия в способе потребления информации следуют и объемы ее потребления, а уже отсюда выстраиваются авторские поэтики и, в пределе, целые лагеря в литературном процессе. Таким образом, причины сегодняшнего разрыва между экспериментальной и медиаспецифической поэзией, с одной стороны, и «официальной культурой версификации» (Ч. Бернстин), с другой, связаны с разными способами потребления информации и резким неравенством в объеме потребления. Грубо говоря, мы по-разному отвечаем на такой затрагивающий всех «вызов современности», как информационные перегрузки: можно вести арьергардные бои за безвозвратно утраченную трансцендентальную и эмоциональную цельность, а можно сделать ставкой художественное выражение самого инфоразрыва и текстовой шизофрении. Вот эти нарождающиеся техники чтения я и стремлюсь тематизировать — посредством того, что уже не совсем можно называть письмом, а скорее — следами или метками чтения, слушания или любой другой формы апроприации текстов. Если методы многих художников XX века часто рассматривают в качестве освоения возросшего объема фабрично произведенных объектов, то и постиндустриальные масштабы текстового производства, в которое мы вовлечены в эпоху пользовательского интернета, кажутся мне заслуживающими внимания и даже требующими творческой субъективации этого избытка.

Перевод и предисловие к публикации: Daniil Kozlov.

Antologia-poeziei-ruse-contemporane_3014-8_1

В Румынии издана антология современной русскоязычной поэзии «Tot ce poți cuprinde cu vederea» (Editura Paralela 45, 2019). Среди авторов Павел Арсеньев, Полина Барскова, Станислав Львовский, Кирилл Медведев, Антон Очиров, Галина Рымбу, Андрей Сен-Сеньков, Никита Сунгатов, Сергей Тимофеев, Хамдам Закиров и другие.

Составление и перевод: Veronica ȘTEFĂNEȚ, Victor ȚVETOV

Подробности на сайте издательства.


48091487_1961106853926898_7723025971929939968_n

В Греции издана Антология молодой русской поэзии (Ανθολογία νέων Ρώσων ποιητών) (Vakxikon, 2018), среди авторов которой Павел Арсеньев, Кирилл Корчагин, Галина Рымбу, Иван Соколов, Евгения Суслова, Эдуард Лукоянов, Ростислав Амелин и другие.

Составление и перевод Павел Заруцкий, Ελένη Κατσιώλη, Катерина Басова.

Contexts unfold their political potential in Pavel Arseniev’s poems. In his view, contemporary writing techniques are less important than the techniques of reading. In his works (for example, in his series of poems called “ready-writtens”), the poet-Arseniev identifies himself with the reader-Arseniev. The correlation between creator and reader and the absence of established roles in his poetry, as well as in his performances and installations, begin a discussion in the context of the political and poetic left; nevertheless, he neither tries to teach, nor suggests any answers.

Подробности на сайте издательства

 


helikopter-przewodnik-po-zaminowanym-terenie-1280x1816

В польском литературном журнале HELIKOPTER (Wrocław, 2018) опубликована подборка новой поэзии из России, среди авторов которой: Павл Арсеньев, Вадим банников, Александра Цибуля, Андрей Черкасов, Дина Гатина, Дмитрий Герчиков, Кирилл Корчагин, Кузьма Коблов, Евгения Суслова, Екатерина Захаркив и другие.

Составитель и переводчик Tomasz Pierzchała.

Переводы на польский можно найти на сайте Helikopter


SH 90_Druck.indd
Schreibheft-90,-Inhalt

 

В немецком литературном журнале Schreibheft (2017) опубликован блок «Дмитрий Пригов и его космос», среди авторов которого Павел Арсеньев, Гюнтер Хирт, Игольф Хопман, Ольга Кувшинникова, Роман Осминкин, Дмитрий Пригов, Владимир Сорокин и Саша Вондерс.


 

13244628_1042880305780385_3826276299132472446_n

Чешская антология концептуальной литературы и текстового искусства Třídit slova. Literatura a konceptuální tendence 1949–2015 (Praga, 2016)

Среди русскоязычных авторов — поэтов/художников в антологии опубликованы: Sergej Anufrijev, Pavel Arseňjev, Dina Gatina, Dmitrij Golynko, Ivan Chimin, Andrej Monastyrskij, Vsevolod Někrasov, Roman Osminkin, Pavel Pepperštejn, Dmitrij Prigov, Lev Rubinštejn, Alexandr Skidan.

Подробности на чешском можно найти по адресу http://cz.tranzit.org/cz/publikace/0/publication/tdit-slova


 

12311064_943933542341729_2086931761638241243_n

Антология Broadsheet (под ред. Mark Pirie, Новая Зеландия, 2016).


 

11822540_887124564689294_7116050786938253367_n

Итальянская антология молодой петербургской поэзии «Tutta la pienezza nel mio petto»/«Вся полнота в моей груди» (Bologna, 2015)

В антологию вошли тексты Павла Арсеньева, Андрея Баумана, Аллы Горбуновой, Насти Денисовой, Алексея Порвина, Петра Разумова, Никиты Сафонова, Станислава Снытко, Ивана Соколова, Екатерины Преображенской, Лады Чижовой, Дарьи Суховей и Александры Цибули. Составитель и переводчик Paolo Galvani

Отчет о презентации

Фрагмент чтений на презентации


 

cover-nieuwepoc3abzie2-lowres-2.600x600

Голландская антология русской поэзии Nieuwe poëzie uit Rusland #4 (Amsterdam, 2014)

Антология русской аванагардной поэзии в переводах на анлийский и фламандский (среди авторов: Ры Никонова, Сергей Сигей, Всеволод Некрасов, Анна Альчук, Лев Рубинштейн, Александр Горнон, Андрей Сен-Сеньков и другие). Тексты представлены и прокомментированы специалистами в области русской литературы.

Антология составлена ​​редакторами Perdu в четырех томах серии новой поэзии из России в сотрудничестве с издателем Read Warehouse. подробнее об этой серии Leesmagazijn можно найти на фламандском по ссылке.

Презентация в Perdu в Амстердаме (при участии П. Арсеньева, А. Бренера, Д. Иоффе и др.)


 

Publikation72014

В выпуске журнала Four centuries: Russian Poetry in Translation за 2014 год (Essen: Perelmuter Verlag) опубликованы тексты Павла Арсеньева (в пер. Марии Липисковой).

Также в выпуске опубликованы тексты Бориса Поплавского, Роальда Мандельштама, Аркадия Драгмоощенко, Анны Глазовой, Виктора Iванiва, Анри Волохонского


2495486В альманахе Премии Андрея Белого за 2011-2012 гг. опубликованы поэтические тексты, Речь Павла Арсеньева при вручении Премии Андрея Белого, а также Лаудирующая речь Александра Скидана о Павле Арсеньеве и альманахе [Транслит].

Также в альманахе опубликованы тексты других лауреатов 2011–2012 годов (Н. Байтов, Е. Петровская, Ю. Валиева, Г. Дашевский, В. Ломакин, М. Гейде, В. Iванiв, А. Ипполитов, П. Арсеньев, А. Волохонский), критические статьи о них, торжественные речи на церемонии вручения премии, библиографические сведения, фотографии и раздел «Архив», посвященный памяти Ю. Новикова и А. Драгомощенко.

Автор/составитель: Б. Останин. Издательство: Пальмира (СПб)


 

Stihotvorenija_2010_goda_978-5-8370-0584-8

Собрание сочинений. Антология современной поэзии Санкт-Петербурга. Том 2 / Составители Д. Григорьев, В. Земских, А. Мирзаев, С. Чубукин. СПб.: Лимбус Пресс, 2011

c21234-200slovolov
Антология одного стихотворения. Т. 2: В поисках утраченного «я». СПб.: Словолов, 2011